Неоязычество как религиозно-культурный феномен
современности: проблема дефиниции
И. Б. Михеева, кандидат философских наук, доцент
В статье осуществлен панорамный обзор основных методологических подходов отечественных и зарубежных
исследователей к определению и анализу неоязыческих тенденций в современной культуре. Делается вывод о
необходимости дальнейшей концептуализации понятия неоязычества, выработки междисциплинарной стра-
тегии его изучения и предлагается авторская версия соответствующей дефиниции.
Глобальные социокультурные трансформации
начала XXI в. радикально видоизменяют канву
индивидуальной и общественной жизни, пробле-
матизируя привычные мировоззренческие ориен-
тиры, традиционные системы ценностей и устояв-
шиеся модели самоидентификации. Возникает
целый веер альтернативных построений, претен-
дующих на достижение и поддержание традици-
онного духовно-нравственного равновесия чело-
веческой и социальной жизни. Одной из таких
альтернатив выступает комплекс специфических
процессов и явлений, условно обозначаемый как
неоязычество. Возрастающая актуальность изуче-
ния данного феномена обусловлена, прежде всего,
тем обстоятельством, что в условиях глобальной
социальной универсализации и транзитивности
неоязыческие тенденции наращивают свой деста-
билизационный потенциал. В политике это может
проявляться ростом и радикализацией национали-
стических, шовинистических и расистских настро-
ений; в религиозной сфере – увеличением числа
псевдорелигиозных, в том числе деструктивных,
групп и движений; в культуре в целом – пропаган-
дой альтернативных общепринятым ценностям
норм поведения и программ жизнедеятельности,
построенных на вненаучных спекуляциях об «исто-
рических корнях нации», «истинных» жизненных
идеалах и ориентирах, специфических формах со-
существования человека и природного окружения
и т. п.
Широкий спектр объективаций неоязыческих
тенденций предопределяет принципиальные за-
труднения в их концептуализации и системати-
ческом изучении. В отечественной и зарубежной
гуманитаристике предпринимаются постоянные
попытки дескриптивного описания и научного
анализа неоязычества, выработки адекватных ме-
тодологических стратегий изучения и прогнози-
рования его динамики, систематизации и класси-
фикации основных проявлений [см., например:
1–6]. Однако по-прежнему малоудовлетворитель-
ными оказываются поиски научно корректного
и семантически оптимального определения этого
явления. В связи с этим понятие «неоязычество»
в современном научном обиходе не является об-
щепризнанным термином с соответствующим со-
держательным потенциалом и потому употребля-
ется в весьма широком контексте.
Для решения проблемы выработки соответст-
вующей дефиниции неоязычества необходимо
исходить, по меньшей мере, из следующих эмпи-
рических констатаций и методологических поло-
жений – факта очевидной плюральности и мно-
говекторности проявлений неоязычества в соци-
альной жизни, тезиса о транзитивном характере
неоязыческих тенденций в динамике культуры,
а также системы наработанных в современной гу-
манитаристике определений неоязычества, каж-
дое из которых фиксирует некоторую важную
характеристику его генезиса, сущности или типо-
логии.
Плюральность и многовекторность проявлений
неоязычества. В различных областях и сферах че-
ловеческого бытия неоязычество репрезентирует
себя по-разному. Прежде всего, следует говорить
о религиозной сфере, где язычество (и неоязыче-
Философия культуры и религии
ство) впервые конституируется и получает свое
наименование. В целом в области религиозного
неоязыческая специфика конкретизируется через
политеистическую мировоззренческую установку
и связанную с ней пантеистическую идею. В своей
совокупности эти и подобные им воззрения, не
выдерживающие критериев ортодоксального мо-
нотеизма, могут быть обозначены как «нетеисти-
ческая религиозность» [7, с. 263]. Основными чер-
тами последней являются такие характеристики,
как отсутствие единого учения, репрезентирую-
щего традицию в целостном виде, инструменталь-
ное понимание сакрального, тотализация тради-
ции, невозможность перехода в данный тип рели-
гии извне и проч. Исследователи констатируют
факт нарастания в мировой и европейской культу-
ре в целом и в белорусском обществе в частности
неорелигиозных ориентаций и неокультов неоя-
зыческой направленности. При этом особеннос-
тью обозначенных процессов является не только
их собственно религиозная, но также достаточно
четкая политическая и общественная ориентиро-
ванность [см., например: 8–10]. Неоязыческие
объединения и движения зачастую не просто ре-
конструируют языческие традиции и обряды про-
шлого, но претендуют на создание весьма неод-
нозначных альтернативных мировоззренческих
и идеологических проектов по переустройству со-
циума, как правило, характеризующихся псевдо-
научным и псевдорелигиозным содержанием, де-
структивной направленностью, националисти-
ческой и расистской тональностью. В условиях
усиливающихся тенденций глобализации, обще-
мировых кризисных напряженностей и оконча-
тельно концептуально не оформленных идеологи-
ческих государственных программ подобные про-
екты несут реальную опасность по дестабилизации
белорусского общества и радикализации опреде-
ленных политических сил, как это демонстрирует
опыт ряда европейских стран [см., например: 5–6,
8, 18–19].
В философском дискурсе неоязычество корре-
лируется с концептуальными построениями, ис-
ходящими из идеи органицизма как установки на
утверждение онтологической укорененности су-
щего и его изначально биоморфного характера1.
Современная философская рефлексия все чаще
обнаруживает постоянно нарастающие неоязыче-
ские мотивы и явное смещение акцентов в трак-
товке рациональности. Среди наиболее репрезен-
тативных и показательных в этом отношении
можно назвать концептуальные проекты «рекуль-
тивации архаики» [11] и «новой метафизики» [12].
Так, в «новой метафизике», заявляемой в качестве
гуманитарной парадигмы философствования
XXI в., неоязычество определяется как общая тра-
ектория эволюции философского дискурса по-
следних двух столетий, направленная от онтоло-
гии к гносеологии, и далее через аксиологию
и культурологию – к персонологии [там же,
с. 408]. Иными словами, «неоязычески размер-
ная» философия современности претендует на
интимизированное, личностно ориентированное
и персоналистически окрашенное понимание
бытия и взаимоотношений человека с ним.
В политической области неоязыческая специ-
фика достаточно очевидно эксплицирована в кон-
сервативной (традиционалистской) идеологии
как фундаментальной «тенденции к сохранению
старых образцов, вегетативных способов жизни,
признаваемых всеобщими и универсальными»
[13, с. 593]. Основоположениями последней, ак-
кумулируемыми в так называемой метаполитике2,
выступают принципы традиционализма, элитар-
ности (императив аристократии как «элиты харак-
теров», по А. Бенуа) и социоприродного синкре-
тизма, или органицизма.
Транзитивный характер неоязыческих тенденций
в динамике культуры. Неоязычество следует по-
нимать, прежде всего, в качестве инвариантной
культурной формы, одновременно как чреватой
болезненными потрясениями и деструктивными
энергиями, так и аккумулирующей новые, созида-
тельные смыслы и ценности. В современной ситу-
ации тотальной проблематизации статуса уни-
кальности и самодостаточности каких бы то ни
было духовных образований не приходится
утверждать исключительно исторический (в смыс-
1 Если историческое язычество отождествляло человека
с природным естеством или определенными его фрагмен-
тами (фетишизм, анимизм как проявления подобной са-
моидентификации), то современную культуру отличает так
же безусловно языческое по своему характеру формирую-
щееся экоразмерное мышление, нацеливающее человече-
ское сообщество на преодоление каких-либо принципи-
альных различий между ним и целостным биосферным
комплексом. Смена антропоцентрической (антропоморф-
ной) установки на биосфероцентрическую (биоморфную)
свидетельствует о парадигмальном сдвиге как воспроиз-
водстве архаических ментальных структур.
2 «Метаполитика является попыткой связывать политиче-
ское и религиозное снова друг с другом, чтобы специфиче-
ские ценности индоевропейского мировоззрения смогли
влиять снова всесторонне на политическую сферу. Мета-
политика является глубинным возвращением к политиче-
скому в культурном… Мировоззренческие и культурные
споры в Европе больше не противопоставляют все больше
только левых и правых, а наоборот – противопоставляют
библеизм против неоязычества, космополитизм против
тождества, Америку против Европы» [14].
Философия культуры и религии
ле кратковременный) характер этого феномена.
Скорее, следует идентифицировать его как одно
из проявлений глубинной и сквозной для всей
культуры тенденции, противостоящей другой (и ее
уравнивающей), не менее фундаментальной и со-
риентированной на критическое переосмысление
и преодоление наличного status quo. «Архаическое
сознание и архаический интеллект – это не только
характеристика предшествующих этапов истории
и антропогенеза человечества, но и неотъемлемый
компонент интеллектоонтогенеза, «морфологии»
современного сознания человека и общественного
интеллекта. В периоды кризисов, ломки сложив-
шихся стереотипов, архаический компонент об-
щественного интеллекта как бы выполняет тера-
певтическую функцию, представляет собой моби-
лизацию «древних форм» освоения разнообразия
бытия человеком через ассоциативно-аналоговые
механизмы, метафоризацию и мифологизацию
интеллекта» [15, с. 31]. Речь идет, таким образом,
о специфической настроенности культурной ди-
намики на консервацию традиции как фундамен-
тального механизма аккумуляции, воспроизвод-
ства устоявшихся и продуцирования новационных
программ жизнедеятельности. В отличие от кри-
тицистско-прогрессистской тенденции, ориенти-
рующей культурное развитие в своем пределе на
радикализацию поведенческих моделей и преры-
вистый характер социодинамики, обозначенная
альтернатива утверждает ценность всего, апроби-
рованного и адаптированного к повседневной
жизненной ситуации. Как отмечал К. Манхейм,
«история все более развивается через взаимодей-
ствие таких целостных тенденций и движений, из
которых одни «прогрессивны» и форсируют обще-
ственные изменения, в то время как другие «реак-
ционны» и сдерживают их» [13, с. 598]. Следова-
тельно, неоязычество может быть квалифициро-
вано как одно из проявлений «сдерживающих»
общественную гипердинамику тенденций.
Система наработанных в современной гуманита-
ристике определений неоязычества. Многочислен-
ные отечественные и зарубежные исследования
данного феномена и его вариаций различаются
как по своим направлениям анализа, так и по ис-
пользуемым методологическим стратегиям. Имен-
но в силу такой мультивекторности изучения до
сих пор представляется затруднительным доста-
точно четко зафиксировать сущность этого явле-
ния, классифицировать его ключевые характери-
стики и основные закономерности функциониро-
вания. Термин «неоязычество» в современном
научном обиходе употребляется и дефинируется
в трех основных методологических транскрипци-
ях – религиоведческой, политологической и куль-
турфилософской. Среди основных интерпрета-
ций, предложенных в рамках этих дисциплинар-
ных парадигм, на наш взгляд, наиболее аргумен-
тированы и разработаны следующие.
Как тип религиозности неоязычество отождест-
вляется с одной из форм нетрадиционной и поста-
теистической религии. В рамках этой позиции
утверждается, что нетрадиционные религии, по-
лучившие широкое распространение в последней
трети XX в. в западном мире и на постсоветском
пространстве, представляют собой типологиче-
ское социальное явление, многократно наблюдав-
шееся в истории. Их особая активность проявля-
ется в эпохи кризиса и общественных потрясений,
в переломные периоды истории, связанные с глу-
бокими изменениями экономики и быта, полити-
ческих настроений, общего мироощущения чело-
века. То, что является на свет в «постатеистиче-
ском» обществе, какую бы религиозную окраску
оно ни принимало, есть возвращение к язычеству,
т. е. обожествлению природного и общественного
мира. «Вера в Бога – лишь предлог для веры в бо-
жественность множества разных вещей, в дико-
винности и нелепости которых сектанты словно
соревнуются друг с другом. Кто верит в святость
крови, кто – в святость пустоты, кто – в святость
пищи, стекла, песчинок... Перед нами – новое
язычество, которое освящает буквально каждый
предмет, не очень-то считаясь с разделением на
чистое и грязное, высокое и низкое. По сути, этот
«прогресс» означал бы не что иное, как историче-
скую регрессию от марксистского к фейербахов-
скому атеизму, с его обожествлением земной дей-
ствительности и межчеловеческого братства, по
принципу «человек – человеку Бог» [16, с. 74].
В этом случае неоязычество может быть определе-
но, например, как фундаменталистское движение,
носящее редукционистско-природный, магиче-
ский характер. Иными словами, распространение
неоязычества свидетельствует о сложном, диалек-
тическом изменении бытующей религиозности.
При этом речь идет не просто о возрождении арха-
ических верований, а о решении с их помощью со-
временных задач: идейной консолидации этносов,
обретении своей культурно-исторической иден-
тичности и социально-политической независимо-
сти [17]. Так, по мнению белорусского исследова-
теля А. В. Гурко, неоязычество можно определить
как новые религии, сконструированные на основе
политеистических верований в целях поиска но-
вой этнической идентичности, и (или) для разра-
ботки новой идеологической системы [18, с. 44].
Как фактор современной политики неоязычество
определяется как стратегия ремифологизации со-
циального опыта в ситуации экспансии западной
Философия культуры и религии
культуры и тотальной вестернизации. В этом
смысле неоязычество – суть один из дискурсов
глобализации, характеризующийся изобретением
нового вида культурного национализма, отвечаю-
щего условиям постнационализма, или этнонаци-
онализма. В условиях модернизации, которая зна-
чительно нивелирует и деэтнизирует материаль-
ную среду, национальная специфика смещается
в сферу духовного. В этих обстоятельствах нацио-
нализм ищет свою опору именно в духовности,
и именно ею он пытается легитимизировать свои
претензии во всех других сферах, прежде всего
в политической, социальной и культурной [19].
Под духовностью же, как правило, понимается
(хотя и ошибочно) исключительно религия. Тем
самым, в поисках своей уникальной идентично-
сти национализм, если он стремится быть после-
довательным, неизбежно должен порывать с ми-
ровыми религиями в пользу религии националь-
ной. А это, в свою очередь, ведет либо к попыткам
национализировать мировую религию, либо к по-
искам языческих корней и формированию обще-
национальной религии на основе язычества.
В связи с чем можно утверждать, что «неоязычест-
во – самая политизированная квазирелигия. Чем
и интересна. Русское неоязычество можно опре-
делить как мифологизированную форму расовой,
этнической и религиозной ксенофобии» [20].
Как инвариантный культурный феномен неоязы-
чество идентифицируется с комплексом специфи-
ческих новокультурных феноменов, пронизанных
неоромантическими идеями мифологического ха-
рактера. По мнению белорусского этнокультуро-
лога А. Дерманта, неоязычество можно опреде-
лить как тип новой духовно-мировоззренческой
ориентации эпохи постмодернизма, постинду-
стриальной и информационной цивилизации.
Поэтому «паганства можна ўважаць за пэўны тып
духоўна-светагляднай арыентацыі, досыць шыро-
кім і шматаблічным рухам, парадыгму пошуку но-
вага кшталту свядомасці і „Вялікага Стылю“ жыц-
ця, які быў бы адэкватны для сённяшняга ўзроўня
постіндустрыяльнай і інфармацыйнай цывіліза-
цыі, для эпохі постмадэрнасці, як імкненне да
культурнай мінуўшчыны (традыцыі) ды выяўлен-
не ў ім „пачатковага“ гуманістычнага, духоўнага
светаўспрымання і светаразумення» [21]. К так по-
нимаемому неоязычеству можно отнести, напри-
мер, оформление славянских боевых искусств
(в том числе, «ратоборства», как некоего иденти-
фикационного признака этого движения). Наибо-
лее заметное лицо современного неоязыческого
движения данного направления – комплекс сла-
вяно-горицкой борьбы – основано, в отличие от
восточных единоборств, на другом ритме боевых
движений и ином мировоззренческом комплексе
[22]. Еще одно яркое проявление тенденции – фе-
номен военно-исторических клубов, или органи-
заций, занимающихся реконструкцией воинских
обычаев и формы различных эпох. Одним из фак-
торов, способствующих привлечению людей к дви-
жению, стало появление русской «фэнтези» – на-
правления популярной фантастики, своего рода
сказок, но построенных на языческом мировоз-
зрении [23]. Культурфилософская рефлексия фик-
сирует преимущественно «городской» характер
неоязычества, поскольку оно возникло и развива-
ется в городах, а современные язычники являются
носителями именно городского менталитета.
В этом смысле неоязычество – суть «общенацио-
нальная религия, искусственно создаваемая го-
родской интеллигенцией из фрагментов древних
локальных верований и обрядов с целью „возрож-
дения национальной духовности“. Фактически же
речь идет не о возрождении, а о конструировании
идеологической основы для новой социально-по-
литической общности, более сооответствующей
условиям модернизации» [24]. При этом своими
союзниками неоязычество имеет представителей
ряда городских субкультур – феминизма, эколо-
гизма, субкультуры сексуальных меньшинств.
В своем мировоззренческо-функциональном ас-
пекте современный неоязыческий миф становит-
ся, помимо прочего, одним из главных орудий
антитоталитарной борьбы. Таким образом, хотя
сами неоязычники стремятся возродить «тради-
ционные языческие ценности» и с их помощью
противостоять современной бездуховной массо-
вой культуре, на самом деле «неоязыческий про-
ект» является частью этой культуры, всего лишь
одним из возможных «языков» описания реально-
сти, и в этом смысле нет особой разницы между
культурной значимостью язычества или иной ре-
лигии (или идеологии). При этом политические
предпочтения, религиозные верования, экологиче-
ская направленность неоязычества и т. д. являют-
ся вторичными по отношению к системе коорди-
нат, заданной современной культурой [25, c. 332].
Как видим, несмотря на многочисленные и до-
статочно глубокие исследования обозначенной
темы, проблема определения неоязычества с це-
лью экспликации его целостной модели на кон-
цептуальном уровне остается неразрешенной.
Представляется очевидным, что наиболее эффек-
тивной методологической стратегией в определе-
нии и изучении неоязычества как интегрального
духовного феномена современной культуры явля-
ется междисциплинарный подход в совокупности
различных направлений современной гуманита-
ристики при доминирующей роли философской
Философия культуры и религии
рефлексии. Реконструкция концептуальной мо-
дели неоязычества возможна с учетом основных
представленных в современном гуманитарном
знании исследовательских парадигм, на основе
которых может быть предложена новая версия си-
стемной интерпретации анализируемого феноме-
на. Поэтому в оптимальном определении неоязы-
чества необходима фиксация эксплицированных
и изученных его характеристик, а именно:
– единство теоретического (духовно-мировоз-
зренческого) и практического (ритуально-пове-
денческого) аспектов;
– наличие у теоретиков и методологов неоязы-
ческого мировоззрения тенденций к фальсифика-
ции исторического материала и псевдонаучным
построениям;
– многоаспектность неоязычества по мировоз-
зренческим установкам – от собственно религи-
озных (псевдорелигиозных) и фольклорно-этни-
ческих до историко-культурных и общественно-
политических (экологических, феминистских,
политико-идеологических и др.);
– контркультурный характер неоязыческого
мировоззрения;
– ангажированность неоязыческих тенденций
идеологическими установками и интересами3;
– атрибутивность неоязычества как культурно-
го феномена ситуации социальной транзитивно-
сти и глобализации4.
С учетом вышеобозначенных моментов может
быть предложена следующая дефиниция неоязы-
чества как интегрального социокультурного фе-
номена. Неоязычество – это теория и практика
реконструкции и использования архаических (аутен-
тичных или сфальсифицированных) мировоззренче-
ских схем и поведенческих моделей с целью обоснова-
ния и реализации альтернативных (религиозных,
фольклорно-этнических, историко-культурных, об-
щественно-политических) и, как правило, контр-
культурных программ мышления и деятельности
в ситуации социокультурной транзитивности и гло-
бализации.
В предложенном определении, на наш взгляд,
учитываются основные инвариантные параметры
неоязыческих тенденций и феноменов, имеющих
место в религиозной, политической, философско-
теоретической, общекультурной сферах. Это, на-
пример, интенсификация их становления и дина-
мики в условиях процессов глобализации и тран-
зитивности, альтернативный (контр-культурный)
характер по отношению к доминирующему и об-
щезначимому социокультурному мэйн-стриму,
одновременное функционирование как в режиме
теоретического самообоснования, так и практиче-
ского манифестирования в соответствующих сег-
ментах социума и др.
Таким образом, в ситуации современного ци-
вилизационного сдвига очевиден специфический
«неоязыческий поворот» в культуре и, соответ-
ственно, возрастающий интерес к проблеме неоя-
зычества через актуализацию вопросов реани-
мации архаических пластов духовности и конс-
титуирования на их основе новых ментальных
феноменов, мировоззренческих схем, религиоз-
ных новообразований и идеологических концеп-
тов. При этом важность углубления исследований
в данной области определяется не в последнюю
очередь нарастанием социокультурной и полити-
ко-идеологической напряженности глобализиру-
ющегося мира и активизацией на этой основе
различного рода религиозного и политического
экстремизма, не в последнюю очередь, апеллиру-
ющего к языческим представлениям и стереоти-
пам. Адекватное их понимание и изучение явля-
ется важнейшим фактором прогнозирования ди-
намики неоязыческих тенденций и выработки
оптимальных программ по их мониторингу и воз-
можной нейтрализации.
Комментариев нет:
Отправить комментарий